я догорел.
засыпаю в яме, вырытой сурком,
просыпаюсь вновь на улице разбитых фонарей,
опошливших мир, раскрасившись под цвет заката.

чувствуя укор
от сотен глаз,
что заслужили правды совестный укол,
я оставляю всё, что дорого, за кадром.

это здорово, остаться без тепла,

ведь я готов к ударам.
знаешь, всё мгновенно улеглось,
лицо из камня похоронено под карстом
пустотою,
ну а шея помирилась с обниманием удавок.

нож от друга мне - как лучшее лекарство,
если схватит сколиоз.

по Брэдбери меня хотят спасти

и для этого улыбку вырывали.
Я ОСОБЕННЫЙ! 
я в сумме - что-то новое, как сталагмит и сталактит!
ЛЮДИ, Я БЫВАЛЫЙ!
отрубив себе надежду у плотин,

черствой совести

доказывал,
что я на дне
с морско́й пеной у рта.

моя фантазия 
придумала конец,
где от судьбы я, как Раскольников удрал -

увы, на время,
что вернуть нельзя,
как подобает всем персидским принцам.
не поверишь!.. я поверил,
что не взял
с собой историю Вселенной,
пусть без глав, зато по крайней мере в лицах.

но я в память запихнул
ее, отбросив все сомнения
и парочку скелетов,
что запрятались в шкафах.

наверху,
уже под потолками, гении
знакомили с дилеммой
о внерасовости, в коей я профан.

не боролся.
от идей теряя голову,
вопил им: "вы за всё заплатите!"
но
превосходство
вновь за ними. мне - молчать, вкушая золото,
как видно, дураков,
которых со́здал трафарет.
бесхарактерных.

и я здесь забракован.
что ущербно -
догорел,
заснув на улице (отнюдь не от смущенья)
покрасневших фонарей.

а просыпаюсь, как всегда, в сурковой яме,
обнимая свой надгробный камень.